На месте поиска сидела Уннанна: Глаза ее были закрыты, она медленно поворачивала голову из стороны в сторону. Окружающие начали петь, вначале негромко, так что голоса их были едва слышны за журчанием воды и шелестом крыльев каких-то ночных птиц. Но вот пение стало громче - пение без слов, но от этого пения кожу Турслы закололо, волосы на затылке у нее зашевелились. Девушка обнаружила, что тоже поворачивает голову, как это делает Уннанна, и тут же осознала опасность: она может быть захвачена тем, что здесь происходит.
Она подняла руки и закрыла глаза, чтобы не видеть этого раскачивания, и, вспомнив о песчаной сестре, ухватилась за это воспоминание, как утопающий в море за брошенную веревку. Ритм пения бился в ее теле, но Турсла боролась с ним; не вполне сознавая, что делает, она встала во весь рост и начала маршировать на месте - не в такт движениям Уннанны, а по-другому, в ином ритме, чтобы вырваться из чар, навеваемых матерью клана.
Здесь собиралась сила, тело отзывалось на нее. Сила давила на девушку, как тяжелая ноша, стараясь раздавить. Но Турсла сопротивлялась, губы ее произносили слова, вышедшие из глубин сознания; а ведь она пыталась раньше раскрыть эти глубины и не смогла. И только в такой опасности они открылись.
Турсла открыла глаза. Все было как и раньше - только Уннанна сдвинулась вперед на троне Вольта. Один за другим к ней подходили ожидавшие мужчины. Она касалась их лба, глаз. И каждый уступал место следующему. Из концов пальцев, которыми Уннанна касалась мужчин, исходили небольшие конусы света, и каждый отходивший от нее уносил на лбу то же странное свечение.
Когда все были так помечены, они повернулись и вышли из зала; женщины расступились, уступая им дорогу. Когда мужчины проходили мимо нее, Турсла заметила, что лица у них неподвижны, глаза пусты, и шли они, словно заколдованные. Их предводителем был Аффрик; за ним шли самые искусные молодые охотники.
Когда они вышли, Турсла опять посмотрела в зал. Уннанна снова сидела с закрытыми глазами. В зале струились потоки силы, они исходили сто всех; каким-то непонятным способом Уннанна отбирала у всех энергию, собирая ее в единое оружие, чтобы потом нацелить это оружие и послать по своей воле.
Но Турсла не одна из них. Она стояла напряженно, отыскивая в себе то, что должно ответить на призыв. Мысленно девушка обрабатывала это свое ответное оружие, думая о том, как бросит его - не как копье, которое хочет получить Уннанна, но что же тогда? Щит? У нее недостаточно сил, чтобы создать преграду надолго. Но всетаки что-то она может создать мозгом. Она вспоминала все виды оружия, которое применяется народом Торов, и с убыстрившимся дыханием остановилась на... сети!
Сжав кулаки так, что ногти врезались в плоть, девушка сосредоточилась на незнакомой энергии, не испытанной ею до той ночи у пруда, и подумала о сети - о сети, охватывающей ноги, задерживающей тех, кто идет ночью, тех, кто собирается поставить ловушку. Теперь они сами будут захвачены.
Как кровь из смертельной раны, из Турслы уходила энергия. Если бы она могла воспользоваться дополнительными источниками, как Уннанна! Но сеть несомненно, сеть! Пусть она опутает ноги Аффрика, захватит его там, куда он ушел. Да будет так!
Девушка прислонилась к стене, чувствуя слабость в ногах, руки тяжело повисли по бокам, как будто у нее не хватает сил поднять их. Прижимаясь спиной к грубому камню, она скользнула вниз, развалины поднялись вокруг, как щит. Голова Турслы упала на грудь, девушка в последний раз послала еще остававшуюся у нее энергию, чтобы усилить сеть, и ярко представила себе, как сеть обнимает спотыкающиеся ноги Аффрика.
Стало холодно, и Турсла задрожала. Вокруг было темно, она больше не слышала звуков, придававших силу мозговой стреле Уннанны. Послышался шорох крыльев. Турсла посмотрела вверх, в ночное небо над развалинами.
Там плясали два ночных мотылька, их прекрасные тонкие крылья слабо светились, такое свечение всегда сопровождает их во тьме. Они летали взад и вперед, встречались и расставались. Потом больший мотылек спустился и на мгновение сел на смоченное росой платье на груди девушки. Он размахивал крыльями и своими светящимися глазами смотрел прямо ей в глаза... а может, Турсле это показалось.
- Сестра, - прошептала Турсла, - приветствую тебя. Доброго полета тебе сегодня ночью. Да пребудет с тобой благословение самого Вольта!
Мотылек повисел и улетел. Турсла с трудом встала. Тело ее болело, словно она целый день склонялась к ткацкому станку или работала на жатве в полях. Она не могла ясно соображать.
Придерживаясь рукой за стену, девушка вошла в зал. Никого нет, трон Вольта пуст. Турсла на мгновение остановилась, глядя на кресло. Попробовать снова? Она испытывала желание, странное желание. Ей хотелось увидеть, что произошло со всадником. Как там Мафра назвала его? Саймонд. Странное имя, Турсла повторила это имя, как будто пробовала на вкус, как будто имя может быть кислым или сладким.
- Саймонд!
Но ответа не было. И Турсла знала, что даже если снова сядет в кресло Вольта, ответа на этот раз не будет. То, что она сделала ночью, на время истощило ее силу. А никакой помощи у нее нет.
Медленно, время от времени хватаясь за стену или камень, она выбралась из развалин. Но ей приходилось несколько раз садиться и отдыхать, прежде чем девушка вернулась в дом клана.
Тут ей потребовалось все ее искусство, чтобы незаметно пробраться в свой угол. Надо ли рассказывать матери клана о том, что произошло ночью? Меньше всего ей хотелось будить спящих.
Она легла на свой спальный матрац. И, засыпая, увидела картину: Аффрик бьется в сети, спутавшей ноги, его насмешливый рот раскрыт, он кричит в страхе. Турсла, не чувствуя того, улыбнулась и так и уснула с улыбкой.